Золото и медь - 1

По твоим рукам медь, по моим - позолота.
Стук сердец, дрожь одежд в предзакатном лесу.
Губы - губ, шеи, рук, головы поворота.
Я любовь как сосуд драгоценный несу.
Легкий вздох, легкий стон, тел немое сплетенье.
Боль - прошу: "Отпусти". Миг - и снова тону.
Жажда. Хочется пить, как в пустыне растеньям.
Я зароюсь лицом в золотую волну.
Не спеши. На часах лишь без четверти девять.
Пять минут - поцелуй. Десять - просто молчим.
Розы вянут на пне. Скоро ночь будет сеять
Медно-рыжих волос золотые лучи.
 
 

Умирать от любви? - 2

Умирать от любви? Для меня это ново.
Задыхаться, дыша, и не смея вздохнуть.
Не просить, не кричать - трудно вымолвить слово,
Просыпаться, боясь ненароком заснуть.
Целовать, наслаждаясь движением плоти,
На колени упасть и шептать "Я люблю".
Стать свободным на миг, словно птица в полете,
И смотреть, как с тоской смотрят вслед кораблю.
Разрушать до основ все законы приличья,
По молчанью суметь вихрь слов угадать...
Умирать от любви для меня так привычно.
Непривычно любить, и при том не страдать.
 

Рай на двоих - 3

Я не знала, что рай мне с тобою обещан,
Я ждала той весны, что давно расцвела.
Покрывалась душа паутиною трещин,
И сильней кровоточила в сердце игла.
Но пришел этот день, этот вечер весенний,
Я узнала любви несравненной слова,
Что звучали во мне слаще ангельских пений,
И хотелось весь солнечный мир целовать.
Сквозь любовный дурман грех тянул свое жало.
Мы сражались, и он ненадолго затих.
Лишь пройдя через боль я наверно узнала,
Что мне послан был рай, этот рай на двоих.
 
 

Молчите!

Молчите! Молчите! Придет ваше время,
Закройте свои дерзновенные рты.
Смотрите, смотрите, бездушное племя,
Как прячутся ваши герои в кусты.
Для вас они - боги, я - жалкий мятежник,
Я криком кричу, если надо молчать.
Отвержен и проклят. Кем был я вам прежде,
Когда шли за мной под топор палача?
Вы верили? Да! Но я сам в это верил,
И вел за собой по пути в никуда.
Душою и телом я горе измерил,
И веру свою подставлял под удар.
Довольно! Вас много, мой голос не слышен
За ревом толпы, что грохочет: "Распни!"
Я верю, однажды раздастся глас свыше
И перст справедливый укажет: "Они".
 
 

Та, что была до меня.

Тонким ледком запечатала душу,
Где было море - оставила сушу.
Та, что была до меня.
Сладкие губы - вкус яда и желчи.
Ты целовал обнаженные плечи
Той, что была до меня.
Полуулыбка на старом портрете.
Ты у нее был, наверное, третий,
Той, что была до меня.
Нервы - стальной оголившийся провод.
Трудно найти мне для ревности повод
К той, что была до меня.
Так это было и так это будет.
Вы разошлись в бесконечности судеб
С той, что была до меня.
 

Дьявольский вальс.

Шаг, шаг, тише движения,
Ты, я – поле сражения,
Медленный дьявольский вальс.
Крик, крик, спрятанный стенами,
Бей, бей сердце изменами,
Трать свой единственный шанс.
Боль, боль, ревность и ненависть,
Что, что с нами наделали –
Руки по локоть в крови.
Нож, нож, вены и лезвие.
Кто останется трезвыми
В страшных объятьях любви?
Плачь, плачь, слезы отчаянья.
Вот цена за молчание.
Кто же из нас был неправ?
Прочь, прочь сны и сомнения,
Шаг, шаг, тише движения,
Вальс, закольцованный в страх.
 
 

Мой господин.

Мой господин, дозволь тебя коснуться,
Стряхнуть со стоп твоих грехи земли.
Словам любви, что с губ моих сорвутся,
Ты с доброю улыбкою внемли.
Мой господин, дозволь тебе молиться,
Иконой станет тело мне твое.
Твоя душа - как храм, я буду жрица,
И рай с тобою создадим вдвоем.
Мой господин,  дозволь случиться чуду:
Пусть не остынет жар моей любви.
Я за тобой последую повсюду,
Лишь, государь, меня ты призови...
 

Однажды мир рухнул.

Однажды мир рухнул, однажды. Прости.
Прости, что себя не сумела спасти,
За то, что искала другие пути,
Пути для того, кто не мог сам ползти.
Ползти, а не плакать, ругая судьбу,
Судьбу, чьи молитвы не слышно в гробу.
Свободному - ветер, а цепи - рабу,
Которому каждая радость табу.
Табу как комок перекрученных вен,
Холодного кафеля мертвенный плен,
Табу как проклятье дрожащих колен,
Пронзающих тело ревущих сирен.
Сирен обезумевших яростный крик,
Пылает Христа утомленного лик.
В проеме дверном - безобразный старик.
Взгляни на него. Это я, твой двойник.
 

Монолог престарелой графини

Вам идет это черное, граф.
Ах, зеленое? Sorry, не вижу.
Плащ - сюда, а цилиндр на шкаф.
Не тянитесь! Получите грыжу!
Да, давно вы у нас не бывали.
Нет, простите, забыла совсем:
Мы мазурку вчера танцевали...
Лет назад, уж, наверное, семь.
Да, конечно, в пирах и балах
Вы забыли, наверно, старуху.
Ну не стойте - нет правды в ногах.
Осторожней! Придавите муху!
Да, все так же... Спасибо, поела.
А вы время хотели узнать?
Граф, какой-то вы нынче несмелый,
Словно я вам приемная мать.
Помню, как-то пришел домой муж...
Не тряситесь! Сидите спокойно!
Съел на ужин жаркое из груш...
Разве я не сказала "покойный"?
Я прошу вас, прижмитесь теснее,
Как когда-то в былые года!
Ваша шляпа? А что это с нею?
Положите ее вот сюда.
Что за нынче пошла молодежь!
Знает толк не в мушкетах, а в винах.
Граф, уймите же нервную дрожь!
Паркинсон? Помню, знатный мужчина.
Ваши вздохи пронзают мне сердце!
Ах, так это всего лишь артрит?
Граф, примите настойку на перце,
Она тотчас же вас исцелит.
Что? Вы дольше не можете ждать?
Прямо здесь? Просто слуху не верю!
Но позвольте, у нас есть кровать,
Где сортирная, рядом, за дверью...
Вы куда, милый граф? Убежал...
Ждать меня на супружеском ложе?
Что за страсть, что за пыл, за накал!
Я иду к тебе, милый! О Боже!
 

Сплетаясь телами

Движения - властны, немножечко грубы,
Один на один в бой бросаются губы.
По простыням белым рассыпалось пламя:
Сплетаемся мы, словно ветви, телами.
Вростаем друг в друга, отныне едины,
Одни на двоих руки, плечи и спины.
Два сердца влюбленные бьются синхронно...
С небес, восхищенная, смотрит Мадонна.
 

Я разучилась писать стихи

Я разучилась писать стихи.
Слова - как стены моей темницы,
В который мысли бьются, как птицы.
Я пью, но губы мои сухи.
И знак вопроса на две строки...
Я сплю ночами, мне часто снится,
Как друг за другом бегут лисицы,
Ныряя в русло большой реки.
Альбом стихов, как вино, в пыли,
И я листаю его страницы.
И сквозь решетки моей больницы
Я вижу, в море плывут корабли.
 

Мой Эрос

Ты прекрасен, мой бог, златокудрый мой Эрос,
В час, когда ты, устав от любви, задремал.
В час, когда небо розовым шелком оделось,
Я коснусь твоих губ, ярких, словно коралл.
Мне отрадно ласкать твои руки и плечи,
Видеть ласковый взгляд, что бездонно глубок.
Он напомнил мне тот тихий мартовский вечер,
Нас связавший как нити в единый клубок.
Я ищу твоих ласк, и, вкусив их, сгораю,
Прикоснувшись губами к губам – трепещу.
Я играю с огнем… Пусть мне больно, играю,
И в безлунную ночь я его укрощу.
 

Толкование снов

Толкование снов - это тот же пасьянс,
Только карточный образ в нем тонок.
Меж прочитанных строк сна и яви альянс,
Что наутро ты вспомнишь спросонок.
Горсть холодной воды брось в метель за окном,
Ведь вода той метели сестрица.
Пусть завянет твой сон на подушке венком -
Ночью, может быть, новый приснится.
А пока - черный чай, щедрой ложкой имбирь,
Над столом неба звездного карта.
Все метет и метет... Не Москва, а Сибирь!
С днем рождения, первое марта.
 

Кукушка

Я плачу, со злости вцепилась в подушку,
Звонок телефонный сверлит черепушку,
А мысли в башке, словно тесто в кадушке.
Мой парень себе прикарманил игрушку:
Он хочет потрахаться с новой подружкой,
Уже застелил для нее раскладушку,
Омлет приготовил, да вот невезушка -
Подружка в Нью-Йорке, а он в Подгнилушке,
Ему до нее как верблюду сквозь ушко.
Он хочет ее поросячую тушку,
Он хочет ее, нажираясь в пивнушке,
И скоро меня доведет до психушки,
Да что мне с того?
                        Я ведь просто
                                            кукушка.
 

Венчальные свечи

О, зажгите венчальные свечи!
Пусть взволнованно дрогнут ресницы.
В день главы Иоанна Предтечи
Я надену корону царицы.
Лепестками рубиновых маков
Будет платье невесты расшито.
Совершается таинство брака,
Сам Господь нам оплот и защита.
В небосвод, потемневший до сини,
Улетит голубиная стая.
Начинается пляска трех линий,
Обручальным кольцом завитая.
Улыбнусь я спокойно и нежно.
И, слезу восковую роняя,
Светлый ангел в лазурных одеждах
Поведет нас, крестом осеняя.
 

Бунт куклы

Кукловод задремал, отложив невесомые нити.
Разбрелись по углам Буратины, Мальвины, Пьеро.
Я - паяц, Арлекин, я подвешенный за ноги критик,
В колпаке с бубенцами и воткнутым в тело пером.
Я кричу, извиваясь избитым надломленным телом,
И, страшась, ни один из друзей не поднял головы.
Все молчат, все согласны, что я был наказан за дело -
Ведь я шел поперек, а не вдоль беспощадной молвы.
Бедный друг Артемон, ты ведь тоже бунтарь, но пожиже.
Дрессирован носить за хозяином тапки и кнут.
Руку, утром тебя излупившую, вечером лижешь:
Не дай бог, куском мяса обделят, а то еще пнут.
Тот, что был до меня тоже сгинул. Наверно, в камине.
Он как я пробежал до конца свой большой марафон.
И еще, до него... Но и этих уже нет в помине.
О, хозяин проснулся, идет. Что ж, прощай, Артемон!
 

И снова мне безумно тяжело...                     

И снова мне безумно тяжело,
И я томлюсь и не найду ответа.
О ночь моя, исчезни до рассвета,
Я буду жить, пока еще светло.
Я прокляну тебя, твои глаза и губы,
За то, что ты сегодня не со мной.
Приди ко мне, о ангел мой ночной,
Я жду тебя на ложе, как супруга.

Карибана

Мне приятен твой запах сигары,
Словно плод из Эдемского сада,
Где ночами стрекочут цикады
И звенят серебристо гитары.
В белой пене морского прибоя
На закате танцуют русалки;
Обезьяны веселые в салки
Поиграют - и скачут гурьбою.
Из воронки-трубы патефона
Пусть играет креольское танго.
Гаитянка с корзиною манго
Угостит меня долькой лимона.
Попугайчик чуднОго окраса
Синим глазом блеснет на картине.
Для тебя я надену бикини
И поставлю кино Тинто Брасса.
Я налью нам кубинского рома,
Ты закуришь вторую сигару.
Желтый месяц, болезненно-старый
Будет плыть за кормою парома.

Я - Ева

Сквозь слезы я видела небо -
Такое же белое, как сотни веков перед нами.
Оно как краюха свежего хлеба,
Оно пахнет медом и снами.

Мне чудилось - я умирала.
Сжималась в строку под белыми простынями,
И призраки бального зала
Кружились по полу тенями.

А небо звало меня свыше,
И руки, лаская, твердили об этом.
Казалось, никто меня в мире не слышит,
Не видит горящее мраморным светом.

И не было боли сильнее,
Чем та, что сожгла и прогрызла мне тело,
А небо намного белее
Без крика раскрытого зева.
Я - Ева.

Баллада о паже

Иди ко мне, мой милый паж, -
Сказала королева, -
Уснул у двери грозный страж,
Его не бойся гнева.
Король чуть свет уехал в лес
На псовую охоту.
Он променял дворцовый блеск
На топи и болота.
Ты, милый мальчик, мой слуга,
Невинен как девица.
Пусть за окном метет пурга,
Мы будем веселиться.
Я напою тебя вином
И сладко поцелую.
В постели будет нам вдвоем
Теплее в ночь сырую".

Но как бы ни был шепот тих,

У стен имелись уши.

От наказанья не уйти,

Когда обет нарушен.
Свистела вьюга за окном,
Ревниво снег вздымая.
Король со свитой входит в дом,
Тяжелый плащ снимает.
"Эй, мяса мне! Да поживей
Налейте чашу грога!
Хоть я охотничьих кровей,
Но нелегка дорога.
Эй, где там шут мой, где дурак?
Как скачет - вот умора!
Надень бубенчатый колпак,
Развесели сеньора.
"Твой конь ослеп, мой сюзерен,
Твой меч стал мягче воска.
Враги не строят крепких стен,
Одежды их неброски.
Ты на охоте кабана
Разишь своей рукою,
А в замке сладостный обман
Крадется по покоям".
Шуту внимает господин
И мрачно хмурит брови.
О мести гнев ему твердит,
О жажде свежей крови.
"Позвать пажа!" - вскричал король;
Сердясь, шута ударил.
"Но если лжешь! Тогда..." - "Изволь,
Предашь суровой каре".
Ввели пажа. Король отер
Со лба росинки пота,
И молвил: "Мальчик, ты хитер, -
Есть для тебя работа.
Возьми письмо: в глухом лесу
Живут моих два друга,
Им отнесешь его. И су
Получишь за услугу.
Лишь стихли юноши шаги,
Король вздохнул устало:
"Везде обман, везде враги,
Язык сменяет жало.
Я сам доверюсь лишь ножу,
Чтоб сердце мирно билось...
Спустите гончих вслед пажу -
Пусть знает нашу милость".

Наутро мраморный рассвет
Закрасил день вчерашний.
Несут отравленный обед
Для королевы в башню.

Имена

Подари, Господь,
Мне два имени:
Для друзей одно,
И любимому.

Третье имечко
Дано матерью
При рождении,
Как заклятие.

А с четвертым мне
Жить до старости,
С ним и в гроб сойду
От усталости.

Имя пятое
Мне обещано -
Слава вечная,
Око вещее.

И шестое есть,
Пахнет ладаном -
Для души моей,
Неразгаданной.

Пасхальное

Пряный закат растекался по майскому небу,
Словно на небо плеснули гранатовым соком.
Помнишь, Иуда, с тобой мы отведали хлеба
В Тайную вечерю, в доме чужом и высоком.

Помнишь, спросил ты меня: "А Он правда воскреснет?"
Кажется, я промолчал тогда... Право, не знаю.
Много есть способов сделать чуть-чуть интересней
Скучную жизнь. И один - ожидание Рая.

Снежные бабочки

Из форточки дышит тепло,
Мой старый камин не заглох.
Дорогу совсем замело -
Снежные бабочки.

Осенние грезы - на слом.
Затянуты лужи стеклом,
Хрустальное треснет крыло
Снежной бабочки.

У девушки мерзнет весло.
Какое сегодня число?
Туманное солнце взошло,
Снежная бабочка.

От холода зубы свело.
Скорей бы зимы эпилог!
Не деньги оставлю в залог -
Снежную бабочку.

Откровение

Белый, Белейший

Волчица

Ночами мне хочется выть,
Как воет степная волчица,
Задрав остроухую морду к холодному диску луны.
Так реут гудит по живым,
И тем, кто в грядущем родится,
И волчьим отчаянным воем полнятся тревожные сны.

В грудине клокочущий рык
Рожден не в пылу сладострастья,
Тот стон не от ласки любовной, а горькой обиды порыв.
Как мир эти муки стары,
И в волчьей оскаленной пасти
Жестокую видят улыбку любители древней игры.

Ей дали б терпенья взаймы
Проворные девы-лисицы,
И тявкать учили б упорно, скулить и искать похвалы.
Но лисы волкам не равны,
Противны им лгуньи и льстицы,
Поэтому лунные ночи для волчьего плача малы...

Пока же волчица молчит,
Не ждите покорность воловью,
Она никогда не преклонит - не ждите! - пред вами колен.
Не злите влюбленных волчиц!
Их нежность окрашена кровью:
Прокусит ласкавшую руку, почуяв дыханье измен.

Памяти Гумилева

Возьму я в руки томик Гумилева,
И грудь сожмет нездешняя тоска - 
Не те, не те над нами облака,
И словно пламя не сияет Слово.

Нет ни царей, ни томно-нежных женщин,
И по лесам не бродит гиппогриф,
Ушли закаты цвета спелых слив,
И лунный диск вдруг стал на каплю меньше.

Гулять бы вновь по площади Вероны,
(Как скучен этот двадцать первый век!),
Глядеть на мир из-под усталых век
И сочинять сонеты и канцоны.

Но нет и нет! Еще туман былого
В потрепанные томики проник.
Одна судьба теперь у старых книг - 
Ласкать сердца стихами Гумилева.

Ни о ком

-Да с чего ты вообще взяла,
что любовь твоя - на века?
Для чего ты ее убрала
в серединку сердца-мешка?
-Да с чего, с чего... Ни с чего!
Просто душу тогда обожгло...

Нелюбимая

Босая. Одна. Пью какао. Смотрю
На белый февральский карниз.
Не выспавшись, город стирает зарю
С далеких небесных кулис.

Ты спишь. На постели - на нашей с тобой! -
Руки безмятежной дуга.
А губы во сне улыбнутся другой,
Прошепчут "Целую. Пока".

Замру. Холодок. Не сейчас, не навзрыд!
Так тихо, что слышно часы:
"Тик-тик", как шаги мной забытых обид,
Так падают капли росы.

Допью. Соберусь и, ключами звеня,
Покину приветливый дом.
Наверное кто-то, кто лучше меня,
Согреет твой утренний сон.

"Прости"

...И на что мне твое "Прости"?
Может, к сердцу его приложить?
Или рану мне им зарастить,
Что открылась от новой лжи?

Или вычерпать им ту боль,
Без которой любить - никак?
Ты же знаешь, моя любовь
Злей и бешеней ста собак.

Не приму я твое "Прости".
Хочешь, к Богу его снеси.
День приема - среда, с шести.
Он простит, только попроси...